Она не просто помнила. По её глазам, повадкам, даже по резким вдохам и озлобленным оскалам Роман видел, что события той ночи так и не преобразовались для неё в обычные воспоминания — они всё ещё держат, не отпускают. Каждая вспышка боли и разряд страха сплелись для неё в цепкую паутину, Спойлер — всего-лишь мотылёк, по ошибке туда угодивший, всё ещё бьющий, мечущийся среди липких нитей — ни порвать, ни выпутаться. Где-то глубоко в ней пытки всё ещё продолжаются, утягивая всё глубже и глубже в жар разогретых зыбучих песков. Каждая песчинка — как прокол на коже.
Она не выбралась тогда из его убежища, не сбежала. Часть неё навсегда осталась там.
Море беспокоилось, словно разделяя её волнение, — «Лилиан Дейн» покачивалась, пол под ногами казался подрагивающим, живым. Роман сказал своим людям чуть слышное «кыш» и бойцы покорно ушли из трюма, Спойлер бегло проводила их взглядом. Роман ухмыльнулся — вряд ли она расценит это как добрый знак. Один на один, без постороннего присутствия, в таком опасном и таком хорошо знакомом уединении.
Спойлер напряглась, как только он тронул её пояс, перебирая пальцами карманы и отсеки в поисках застёжки. Роман ожидал, что она захочет отвлечь его внимание — и она попыталась, преодолев оцепенение от накатившего шока и страха, натянув маску искусственной храбрости.
— Всегда знал, что Бэтмен отвратительно на вас влияет, — голос Чёрной Маски почти вибрировал от довольства ситуацией. — Ограничивает и сдерживает, как большой чёрный намордник; пытается держать под контролем целый Готэм, но не справляется даже с собственными шестёрками. Насколько, наверное, без него свободней... И пистолет в руку ляжет, и обратно ко мне вернуться можно — никто ведь не остановит, не вразумит, да?
Она говорила так бегло, так агрессивно — да, ярости ей было не занимать, и прямо сейчас эта ярость сквозила в её голосе и чувствовалась в сумасшедшем ритме её сердца. Сколько времени она уделяла, воображая себе вторую встречу с Чёрной Маской? Сколько раз представляла, как убьёт его, как закончит начатое, как сотрёт из памяти и навсегда избавится от ощущения его рук в собственной душе? О, наверное, достаточно. Или, может, она и вовсе боялась об этом думать, стараясь похоронить воспоминания глубоко внутри себя, кинуть в яму поглубже и присыпать землёй, взгромоздив сверху прибивающий крест? Любопытство вскипало в Романе, ему хотелось вскрыть её и посмотреть, что на самом деле происходит внутри — если он снимет её кожу, то под ней наверняка увидит отпечатки своих же собственных пальцев.
— Наркотики? — он улыбался: улыбка звучала в его голосе расслабленным, но от этого таким опасным весельем. — Пробовал.
Его пальцы сжались на её волосах сильнее, намотали их, заставляя её запрокинуть голову, — вот теперь она наконец-то может почувствовать боль. Лёгкую, почти не причиняющую дискомфорта — может, такая ей даже нравится.
— Но это, — Роман сильнее натянул её волосы: теперь удовольствие уже маловероятно, — это лучше.
Он толкнул её к стене, волосы всё ещё крепко намотаны на кулак; несколько его размашистых шагов почти протащили её по холодному полу трюма и металлическая стена отозвалась гулким «бам» на резкое столкновение с её спиной. Никто из людей Сиониса не смел упоминать в разговорах его маску или даже надолго задерживать на ней взгляд — все боялись её, боялись его реакции, неизвестность всегда страшит. Как ни крути, но маска справлялась со своим назначением: запугивала, отталкивала, настораживала неизвестностью — и эта видимая неестественность отзывалась в большинстве будоражащим холодком. В Готэме Роман был таким не один.
— Удивительно, что за столько времени с Бэтменом ты так и не догадалась, для чего нужна маска, — процедил он, склоняя лицо к её уху. — И нет, милая, не для сокрытия личности, не для пряток, не для притворства. Знаешь, зачем её носит Бэтмен на самом деле? Кем бы он ни был без этой мышиной морды, каким бы ни было его лицо под ней — оно не настоящее. А вот мышь — это он и есть. Он настоящий. Ни один фрик не держался бы за это «геройство» из чувства справедливости или жажды мести, твой бывший мышиный папочка просто от этого тащится — это то, кем он на самом деле есть. А откуда я это знаю? Потому что у нас с ним одинаковые фетиши. Это и есть моё лицо, милая.
Роман ухмыльнулся и с силой дёрнул защёлку на её поясе — послышался треск и звук рвущейся ткани; кажется, новый её костюм не такой прочный, как старый.
— О моих бабах и удовлетворении заговорила, потому что эта ситуация тебя заводит? Брось, — Роман отпустил её волосы и обхватил ладонью за горло, сжимая достаточно для того, чтобы оборвать любой поток протестов и пререканий, — это одно из свойств защитных механизмов психики, знаешь: преобразовывать болезненное в приятное.
Его голос почти перешёл на шёпот — опасный, самодовольный шёпот.
— Я не большой фанат вторых свиданий, — он пожал плечами, будто речь шла об обычной, будничной беседе, и словно его рука прямо сейчас не сжимала её горло. — Все мужчины одинаковы — девицы вроде тебя, наверное, об этом уже знают; и как бы ты ни запомнилась мне после первой нашей встречи, я бы никогда — никогда — не перезвонил тебе сам. Дело не в тебе, просто... ох, ладно, я ненавижу лгать. Дело в тебе, золотце, мне не хватило огонька.
Роман дёрнул за пояс во второй раз, и хлипкие нитки и куски ткани, удерживающие его, окончательно поддались — Чёрная Маска отбросил его в сторону, пояс оказался неожиданно тяжелым и упал с громким шумом. Наверное, там было несколько вещичек, которые могли бы ей помочь — вот же засада для бедной Спойлер. Если она сейчас попробует воспротивиться, если только попытается дать отпор или отбиться — о, тогда игра наконец-то начнётся на прежних правилах. И так щадяще держать руку на её горле Роман уже точно не будет.
— Полагаю, поэтому ты и здесь. Никак не могла выкинуть меня из головы и фантазий?
