В этом городе может случиться абсолютно все - от масштабных беспорядков до воскрешения из мертвых. Все это знают, но как-то не придают этому значения, не желая портить себе удовольствие жить образами чувств, мечтаний и фантазий. Но если спросить у кого-то из прохожих, когда последний раз здесь была хорошая погода, то можно навлечь на себя взгляд, каким одаривают сумасшедших в Аркхэме. Готэм - это город дождей, туманов, убийц и психопатов. Даже в середине лета утро здесь не озаряет город, а просто делает улицы несколько светлее, чем ночью. Мрачные тучи не дают небесному светилу волю, не уходят с неба даже когда прекращают лить слезы. Солнце здесь будто закрывает себя вуалью каждый раз, чтобы не видеть все, что происходит внизу. Оно не желает смотреть на город из стекла и стали внизу, у которого миллионы лиц и все похожи на что-то одно. Что-то жестокое, безразличное, без запоминающихся черт. Одно огромное людское месиво, которое все спешит и спешит куда-то, забиваясь в упирающиеся в небо дома, упорно продолжая планировать каждый свой шаг, забывая о том, что не знают даже того, что может случиться через полчаса. Верно. В этом городе может случиться все и у этого нет расписания. Многие говорили, что все это началось с момента убийства Уэйнов, что с тех самых пор город стал таким. Облачился в траурные одежды и от души горюет по навсегда утраченным.
И несмотря на все это, те, кто бывал здесь, подвергаются странному чувству: хочется остаться здесь навсегда, в этом "прекрасном" городе и больше никогда не покидать, ведь если уйти, то непременно на тебя свалится тяга к этому месту. Город палач, город плача притягивает запахом крови, пропитавшей его землю, превращая визитеров в чудовищ, которые, выпустив клыки, уже не желают его покидать. Но все же, несмотря на все это, возникает вопрос: почему помимо чудовищ в Готэме до сих пор живет хоть кто-то из обычных людей? Лишь Джокер знает ответ, потому что только он видит всю суть, смотрит своими насмешливыми глазами на ситуацию со своей безумной вершины. Обычные люди иммунны к дурманящему, слегка солоноватому запаху крови, потому что свыклись с ним, утратив способность различать ароматы цветов. Они не смеются, они безлики, они продолжают жить во мраке этого злачного места, строить планы, таращась в полотно, за которым скрываются те, кого привлекла кровь. Но они не лучше, потому что при первой же возможности они затопчут тебя и выкинут, как прокаженного. Потому что они такие же чудовища, но только без клыков, для которых принципы и правила, которые они так боготворят, - всего лишь слова, забываемые при первой же опасности. Но лишь благодаря этим людям Джокер регулярно и ввергает город в хаос, рвет обычных людей на части под припадочный смех, осыпает мегаполис черными шутками и его стража, оставляя после себя зияющие, кровоточащие шрамы и осадок маниакального смеха. Каждый раз безумный клоун заносит палец над городом, чтобы стереть, смазать, оставив кровавую полосу на его месте, пытается натолкнуть Летучую Мышь поставить точку в их затянувшейся шутке и каждый раз в это время здесь страдают чудовища без клыков, обретая новые шрамы, вдобавок к старым, которые до самой смерти будут служить им напоминанием, чем на самом деле является их город. Но неужели не надоело? Неужели им не надоели достопримечательности, которыми гордится жестокий мегаполис: убийства, ограбления, периодические появления загадочных существ и войны мафиозных кланов? Ведь есть же другие города, куда уютнее и тише, куда можно спокойно уехать и наслаждаться скучной жизнью. Но нет, есть все-таки в Готэме что-то таинственное, притягательное даже для них, а для кого-то родное. Родное настолько, что этот "кто-то" готов каждую ночь одеваться в черное и пускаться в пляс по крышам, разгадывать убийственные загадки, пытаться найти корень зла и вырвать его из природного порядка. Этот "кто-то" - первопричина, по которой Джокер здесь. Его персональная смехотворная загадка, которая каждый раз отказывается смеяться, каждый раз отказывается перешагнуть черту на песке и нарушить свое единственное правило. Бэтмен.
Последнюю неделю этот город можно описать следующими словами: проклятый, хаотичный, забытый город, смертельный. Потому что неделю назад в обманчивую безмятежность ворвался припадочный смех и злобный, кровавый оскал со сверкающими безумными глазами. Сейчас вряд ли кто-то осмелится сравнить Готэм со скорбящим существом, потому что сейчас Готэм - это город-злодей, а живущие здесь люди получили проигрышный лотерейный билет и безнадежность. Однажды Джокер слышал, как кто-то из санитаров лечебницы сравнивает город с негодяями, которые его заполоняют. В качестве ответа на вопрос "Готэм - это?" он отвечал именем какого-нибудь злодея. Это была такая веселая игра для него. Если этот санитар жив, то, Джокер уверен, сейчас он говорит, что Готэм - это Джокер. Ведь по его мнению именно шрамированный психопат распахнул адские врата Аркхэма, выпустив наружу нездоровых на голову чудовищ, которые со смехом на кровавых губах тут же набросились рвать и кусать плоть беззащитного тела Готэма. Но этот санитар не знает, что хаос, который пожрал город на эту неделю, сотворил не он, а кое-кто другой. Сумасшедшая Дама Червей, которую клоун подарил Готэму. Ту, что не уступает его безумию своим. Ту, что собрал в своей дьявольской лаборатории сам того не зная, приложил свои черные руки к бесформенному куску глины, внутри которого таился огонек сумасшествия, слезно требующий кислорода. Разжег пожар, который тут же накрыл город. Тот санитар ошибается, сейчас Готэм - это Харли Квинн. Никто этого не знает, кроме клоуна. Но Джокер все изменит, ворвется остроконечным пером в сценарий этой случайной шутки и внесет извращенные, больные на голову коррективы. Внесет черные строки под свой фирменный маниакальный хохот, которые даже Темного Рыцаря застанут врасплох. Что-нибудь абсолютно безумное, непредсказуемое и убийственно смешное, но только для него. Внесет, потому что может. Всегда мог и всегда вносил, ведь смешно же. И чтобы стало еще смешнее Джокер добавит в формулу немножко "честную" и "неутомимую" горсть людей - полицию этого гнилого города.
Отисбург. За 5 минут до эфира Джокера.
На улице было уже совсем темно. Сумрак сгущался вокруг острых пик готэмских небоскребов, покорно уступая дорогу медленно надвигающемуся царству Морфея. Почти ни одной души за окном. Только редкие людские силуэты показывались где-то там, внизу, быстро семенящие по пустым тротуарам, пустых и оттого небезопасных улиц. Внизу, где-то там, внизу. Силуэты людей, что осмелились остаться на улицах с наступлением темноты, несмотря на отгремевший днями ранее недельный утренник психопатов. Но это была всего лишь передышка, которую Джокер дал им, этим пугливым недалеким горожанам, не умеющим улыбаться. Теперь он должен преподать им урок, лишить этих ужасных обыденных жизней, мешающих им просто улыбаться миру и готовых вернуться после недельного отсутствия. В каждом учении должна быть перемена и их перемена закончилась, а он, как мудрый наставник, в свою очередь подготовил следующий урок - кое-что, что заставит их еще лучше проникнуться его предметом. Он выбрал для них кое-что, о чем они еще не знают. Каждый план клоуна всегда находился в работе, имея несколько вариантов и отклонений. Но не на всех этапах разработки он принимал участие лично. Джокер умел контролировать кукол, издалека придерживая ниточки. Сегодня был именно такой день, а точнее вечер. Какой-то мистически непонятный вечер. Безумный вечер.
Маленькие снежинки витали в воздухе над мертвым городом. Пятый день они усиленно пытались облепить собой Готэм, опуститься на кровавую землю, слиться с ней, окрасив себя в бордовый цвет. Тихо. Давно здесь не было так тихо. Мегаполис всегда по-настоящему оживал только ближе ночи, открывал свои большие глаза и смотрел, как все приходит в движение. Но на сей раз его глаза были закрыты, зажмурены, а по улицам сновали редкие силуэты зевак и полицейских патрулей, контролировавших желанный системой порядок. Этот район по ночам всегда был особенно живым. Потому что все самое темное, грязное и незаконные показывало свои гидровы головы только под покровом ночи. Ведь при свете дня зло не покажет истинного лица - свет обличает его. Эти улицы - одно из самых преступных мест на окраине Готэма, всегда кишащее самыми изысканными отбросами общества. Здесь всегда то и дело слышался чей-то пьяный смех, неясный заговорщицкий говор, перед глазами мельтешили красные неоновые огни ночных притонов и изуродованные наркотиками и легкой наживой лица. Сегодня здесь это все исчезло, уступив место пугающей тишине. Неделя прошла с тех пор, как Аркхэм обратился пепелищем, а город наполнился шумом и гамом, стрельбой и криками. А пару дней назад все это поутихло. Стараниями Бэтмена и полиции масса душевнобольных убийц разместилась в камерах Блэкгейта, оставив на улицах лишь малую часть себя, которая скрывалась ото всех, мирно выжидала зов главного клоуна. Но несмотря на все это люди до сих пор не выходили из домов без лишней надобности, когда на город опускалась тьма, а полиция с волнением и опаской патрулировала окрестности, вглядываясь в каждый закуток в поисках затаившегося психопата.
Двое патрульных неспешно осыпали заснеженный тротуар мокрыми следами. Под хруст ноябрьского снега они тщательно всматривались в каждый покрытый мраком переулок. Совершали обход отведенной им северной части района. Сейчас здесь было куда спокойнее, чем пару дней назад, тишина висела над районом гробовая, нехорошая, будто предупреждающая.
- Пустая трата времени этот патруль! Бэтмен давно всех отловил… Что мы тут вообще делаем? - раздраженно процедил Кирк, выдыхая теплый пар так, что его нос зрительно становился больше и длиннее под светом рыжеватой лампы нависающего над ними фонарного столба. - Мерзнем здесь понапрасну, как побитые собаки… Бр-р-р, - добавил он, стягивая вокруг шеи воротник осенней полицейской куртки.
- Дурак ты, парень. Бэтман… шмэтман… он не полицейский, а обычный… - его прервал шипящий звук рации, размещенный на груди, не позволяя закончить мысль о том, что Бэтмен - это всего лишь очередной псих, который наряжается в костюм летучей мыши и каждую ночь нарушает закон, мешая полицейским выполнять свою работу. Майк ненавидел Бэтмена. Когда-то офицер был одним из прихлебателей семьи Марони, оказывал содействие мафиозной семье за хрустящие банкноты, нарушая закон. Бэтмен своим появлением лишил его этого заработка. Майк резко остановился, устало выдохнул и раздраженно сняв рацию с груди поднес ее ко рту. Время сейчас было такое, что каждый вызов из диспетчерской мог обернуться несчастьем, плохой вестью, которая легко может сместить тишину со сцены и взорваться, зацепив волной всех.
- 14-А на связи, прием. - протараторил офицер с серьезным лицом, не отводя взгляд от очередного переулка, объятого мраком.
- 14-А, возвращайтесь в департамент, у нас новая волна… - голос из рации прервал звук сильного удара, пришедшийся Майку в затылок. Грузное тело под сдавленный стон офицера плашмя валится на асфальт лицом вниз. Кирк, устало преодолевая зевоту в этот момент, завидев лежащее тело напарника, инстинктивно выхватывает из кобуры пистолет и оборачивается назад, встретив дулом пистолета ладонь неизвестного. Скалящаяся худощавая фигура в одутловатой, потертой куртке пристально смотрит из под капюшона и тихо смеется, вытаращив глаза, заставляя полицейского вдавить спусковой крючок, что есть силы. Под оглушительный звук выстрела пуля прошла сквозь ладонь нападавшего, разбрызгивая кровь и выдавливая из него пронзительный крик, который через секунды постепенно перерастает в припадочный смех.
- Одно… тело… о-один час. Он сказал одно тело… Не два, а одно! - шепот мужчины перешел в неразборчивый крик, а из под нависающего рукава сверкнуло лезвие, которое буквально через секунду устремилось в шею Кирка. Лезвие пронзило его шею под веселый смех душевнобольного не меньше десяти раз, превратив шейную плоть в кровавое месиво, которое стекало по шее, пачкало синий ворот алой артериальной жидкостью, превращая в темно-фиолетовый. Псих валит хрипящего, до алых пузырей во рту, Кирка на асфальт, крепко обхватив дуло пистолета кровавой ладонью. Продолжает наносить удары, забрызгивая кровью себя и окружающую их снежную гладь.
- И голос сказал, что это тело должно улыбаться… Должно! - нанеся последний удар, он вынимает из шеи бездыханной жертвы лезвие, выпускает пистолет из рук, а затем крепко хватает дрожащей рукой подбородок Кирка, оттягивая вниз так, что кожа на щеках натягивается. Орудие убийства из себя представляло старый кухонный нож с заржавевшим и тупым лезвием, поэтому щеки пришлось буквально пилить, оставляя разрывы, вместо порезов. Убийца пару минут пилил натянутые щеки тупой кромкой ножа, приговаривая, что только улыбка избавит его от голоса, что только так он станет нормальным, а когда закончил, улыбнувшись, сощурил глаза, осматривая рваные раны от кончиков губ на лице мертвого полицейского. Он довольно кивает, посмеивается, вынимает из кармана куртки телефон, выпуская из рук окровавленный нож. Что-то бубнит под нос, делает пару снимков, а после корчится, выругиваясь негромко. Со стороны Майка слышится тихий затяжной стон и звук движения, что заставляет психа спешно бросить в сторону телефон и, упав на колени, рыскать в снегу руками в поисках ножа. Бэтмен, конечно же, найдет этот телефон, когда прибудет на место, примерно через полчаса, но он не найдет в нем ничего. Ни одной зацепки, даже фотографию улыбки Кирка, которая была отправлена на зашифрованный адрес, а затем удалена.
- А тот, кто заставляет людей улыбаться, сам должен улыбаться, да. Да, да, да. Голос это сказал. Он так сказал! - нащупав в снегу нож и подняв его с асфальта, он, стоя на коленях, широко открывает рот и начинает колоть острием свои щеки, пытаясь нарисовать улыбку. Кричит, стонет, срывается с крика на смех иногда, но продолжает брызгать кровью. А когда заканчивает, крепко хватает пальцами свой язык, оттягивает его вперед и, выдержав паузу в пару секунд, начинает пилить, грызть его зубами, пока нарост не окажется у него в руках.
Майк медленно открывает глаза и поднимается на ноги. Во рту металлический привкус. Он подносит ладонь к носу, а затем смотрит на нее. Вся в крови. Видимо, когда падал, ударился носом об асфальт, возможно, сломал. Полицейский слышит смех, странный и пугающий. Оборачивается на его источник и видит, как мужчина с кровавыми рваными ранами на щеках смеется сквозь зубы и держит в ладонях кусок чего-то окровавленного, по очертаниям похожего на язык. Кирка этот ублюдок наградил такой же улыбкой.
После смеха Джокера на телеэкранах прошло минут пять. Соврал клоун, пошутил, как всегда. Занес лезвие над городом раньше, чем обещал. А ровно через час умрет еще один полицейский. Но не от ножа, а от несущегося на него грузовика или от яда в своем кофе. Кто знает….
Ace Chemicals. Через 3 часа после эфира Джокера.
Скрестив лодыжки в ногах, Джокер сидит в роскошном, ободранном кожаном кресле, на котором раньше восседал Хэмилтон. Смотрит на свои потертые ботинки, обрисовывает взглядом кровь, что пристала к подошве вместе с промышленным песком. Кровь Хэми пристала, когда он в припадке фальшивого смеха вытанцовывал на его голове после эфира. Он наступал этой подошвой на горло и еще живого Хэми, давил из него страх и кровь, пытался наслаждаться, забирая жизнь, пытался заглушить голос в голове влажным хрипом бедняги. Теперь этой же ногой он намерен наступить на глотку Готэма. Это ведь забавная игра, веселая абракадабра, клубок страстей, который только нужно распутать, чтобы оставаться на пищевой цепи, чтобы веселиться, чтобы испытать того, кто глотку города неустанно защищает. Эта игра может длиться вечно, сколько клоун сам захочет, пусть и говорят, что сколько веревочке не виться, впереди все равно конец. Он сидит, откинувшись на спинку, держа в руке револьвер, зыркает глазами в своих негодяев, облаченных в маски, на которых застыли разного рода улыбки. Не настоящие улыбки, пугающие. А они не обращают на него внимание, расселись вокруг стола, притараненного из соседнего кабинета, и перекидываются в картишки. Все в масках. Потому что Джокер не разрешает им их снимать при нем. Ведь только маска проявляет истинную личность, верно же? Все должны носить на лице улыбку и если он сам не может им ее нарисовать, потому что увлекается каждый раз, ведет алую линию от губ к горлу, то пусть хотя бы так.
Джокер смотрит. Смотрит сквозь них безразлично в пустоту, в одну точку. В пустоте же есть свое очарование, некоторая болезненная рутина, постоянство, он привык уже смотреть в нее. И это, может статься, единственное, что обычно его успокаивает, делает иммунным ко всем неудачам, которыми его шутки всегда заканчиваются. Начинаешь игру, веселишься, наполняя город кровью до тех пор, пока неудача тебя не настигнет. Клоун с радостью сделал бы укол это неудаче, облаченной в черное - Бэтмену. С широкой улыбкой на пугающем лице ввел бы ему в шею укол концентрированного смеха, да только мышь каждый раз сбегает, отходит от края бездны, в которую должен упасть. А Джокер каждый раз пытается его туда столкнуть, увидеть, наконец, его улыбку в маленьком окошечке плоти, которое не покрывает черное. Бэтмен не хочет улыбаться, прячется под серьезной маской, бессмысленно оберегая чудовищ. Взгляни в лица этих чудовищ - ты найдешь в них хоть одну эмоцию, хоть что-нибудь, что напоминает в них людей? Безразличные, бесстрастные маски вместо лиц. Черные пустые прорези вместо глаз и нарисованные рты. Если не остеречься, если не успеть, упасть, то они затопчут тебя, пройдут по твоей голове, ведь она всего лишь очередная ступенька в их карьерной лестнице. И ничего более… Джокер знает. А Бэтс не видит. Спасет их, как всегда, и клоун переживет очередной день после встречи с ним. И всегда так хочется смеяться после этого, так, что нельзя остановиться. Только больно, больно смеяться - он бьет в грудную клетку, а потом смеешься и солено-стальной привкус возникает во рту. Смирительную рубашку снова перетянут - специально это сделают. И руки начнут неметь, в кончиках пальцев будет покалывать. И как не изгибайся, все равно неудобно. Но все равно хочется смеяться до слез на глазах. Клоун продолжает сверлить взглядом невидимую точку, а его кроваво-красный рот ухмыляется, посмеивается, хоть и сам он того не желает. Не сегодня точно. Он взрывается смехом, просто так, переходит на припадочный хохот, растянув губы в улыбке. А глаза, словно отделены это этого процесса, продолжают смотреть, разрывать черным взглядом пустоту перед собой. Шестерки переглядываются между собой, отвлекаясь от карт, пожимают плечами. Смех постепенно утихает, пустота перед глазами рассеивается и Джокер осматривает маски клоунов. Три веселых клоуна, три клоуна со злой улыбкой и один клоун с грустной. И Джокер среди них в этой комнате, как совершенно ненужное дополнение. Совершенно не тот день для улыбки и совершенно не то место. И шрамированный безумец ненавидит себя за эти упаднические мысли, ведь в них совершенно нет ничего веселого. А причина в чем все этого? Он боится ее признать. Ходит мрачнее тучи вот уже неделю, чертит свои убийственно смешные планы, прописывает веселый сценарий пьесы, но тоска не отпускает, не дает вздохнуть полной грудью,сжимая тисками веселое сердце. И тускло ему, и так не по себе. Мысли о судьбе его освободительницы то и дело терзают, отвлекают на себя, рассеивая безразличие к учиненной им аварии. Знал же, что ничем хорошим их танец не кончится, поэтому и избавился, но не думал, что она будет продолжать душить его даже с того света до кровоподтеков на шее. Джокер сидит в этом кресле спокойно, пытается найти кого-то среди голосов, шепчущих внутри. Где-то в глубине мозга, там, в затылке, у самого основания шеи или во лбу. Громко или тихо - этот голос всегда где-то там. И он не знает, как заглушить его. Взорвать что-нибудь? Заменить чьим-нибудь криком, чтобы не слышать? Он пытался. Или просто не слушать? Вот только он не знает, как. И каждый раз он пытается ухватиться за этот голос, а он обманывает и пропадает. Казалось, только что держался за край и сразу все - ее нет. Как же это глупо - люди слишком много придают значения чувствам и эмоциям, слишком любят жить воспоминаниями. Клоун не любит. Когда-то он был счастлив, что в его голове воспоминания не задерживаются, что ему не нужно ни о чем сожалеть, но теперь все кардинально изменилось не в лучшую сторону. Порой Джокер даже ловит себя на мысли, что жалеет, что вывернул руль тогда. Сложно. Тяжело.
Он наклоняется чуть вперед, стучит пару раз рукоятью револьвера о стол, облизываясь, рассматривает маски исподлобья, а после покусывает нижнюю губу, чуть раскрыв рот. Хмыкает, целится в клоуна с грустной улыбкой и стреляет без промедления. Прямо в лоб. Сталкивает шестерку пулей на пол со стула, стирая с лица грустную улыбку.
- М-хм… Поднимите свои… лица… Не сегодня. - хрипло говорит Джокер спокойным голосом, наведя револьвер не следующего, - Сегодня без улыбок… Ну же! - все, как один, они быстро спихивают маски с лица наверх, на голову. Лица растерянные, боятся. Но он безразличен к этому, не хочет питаться страхом. - Убери. - произносит он сухо, словно выскребает слово из себя, направив револьвер на одного из них. Шестерка послушно вскакивает на ноги, берет тело под руки и тащит куда-то наружу, а остальные вновь, как ни в чем не бывало, продолжают играть в карты. А Джокер откидывается в кресло, запрокидывает голову назад, смотрит в облезлый потолок. Слышит в голове женский голос, вспоминает, что не должен. Не сам, память паршивка сама подсовывает ему прошлое. Он медленно кладет пистолет на край стола, морщится, трет пальцами виски, пульсирующие непонятной болью. Забралась ему в мозги все-таки, а выходить не хочет, мучает. И от этого ярость разливается по всему телу, подобно адреналину по венам. Джокер резко поднимается с кресла, отвлекая на себя внимание, упирается руками в стол, а после тянется к револьверу, бегая изумрудными от шестерки к шестерке. Может, все-таки еще раз попробовать заглушить всю эту боль криками, хм?
Дверь слетает с петель, заставляя Джокера замереть, остановить тянущиеся пальцы к револьверу. Обшарпанная дверь падает на пол, поднимая в воздух клубы пыли, которые скрывают визитера, пропуская лишь тень внизу. Клоун смотрит безразлично на эту тень. В голове пробегает мысль, что Бэтмен спустя три часа нашел их и явился на представление раньше положенного. Но когда пыль оседает и проступают очертания пожаловавшей фигуры, Джокер удивленно щурит глаза, отводя голову чуть в сторону, но не отводя взгляда от нее. Лучше бы это был Бэтмен. За грудиной сразу же что-то лопается. Клоун не может понять, то ли тромб оторвался и сейчас закупорит артерию, то ли сердце так быстро бухает о клетку ребер, что сейчас разорвет его изнутри. Фальшивые клоуны тянутся к оружию, что лежит на столике, смотрят то на Джокера, то на Харли. Удивлены не меньше главного клоуна. Зубы анархиста скрежещут от злости. Дождался, чего боялся. Но не очередная ли это галлюцинация, не игра ли его поврежденного разума? Нет. Все выглядит слишком реально и подскочившие на ноги шестерки это подтверждают.
- Нет, нет, нет, ребята. Кхм-м-м… Нет! - звучно произносит Джокер так, что его голос наполнил помещение, заставляя головорезов опустить оружие. - О, а я тебя знаю, да… - спокойно произносит он, отводя взгляд в пустоту и причмокивая ртом. - Помню тебя. Как поживаешь? Что нового? Хм-м-м?
Неспешно он стягивает со стола револьвер, идет в ее сторону, уставившись в пол. Лениво перебирает ногами, чуть сгорбившись. Останавливается в десяти шагах, впереди своих шестерок, ползает по ней глазами.
- Хей, посмотрите же, кто тут у нас! М-хм… Как давно мы виделись в последний раз? Та-а-ак… - задумчиво переведя взгляд в потолок, - Была психушка… Несколько монстров и… Ах, да! Я оставил тебя умирать на дне реки. Возможно, ты помнишь все… м-м-м… по-другому, но какая разница? - ухмылка зияет рваной раной на его лице, а глаза, словно два провала. Невозмутим со стороны, а внутри паника. Странно. Мысли в голове хаотичные, незнакомые, не его, пугающие. А Харли стоит, не проронила ни слова, пялится, слушает. Но ее голос уже у него в голове, пусть молчит. Она. Это все она, снова она. Зачем смотрит так на него? Чего она ищет в его глазах? Что хочет знать о нем? Он не знает. Она. Везде она, вокруг только она.
- Харлин. Харлин Квинзел! Хм… Ну, ребята, поприветствуйте моего персонального мозгоправа, который никак не может успокоиться. Даже за стенами психушки ей не терпится провести со мной сеанс! О-о-о, это лицо из прошлого… - Джокер мягко опускается на край стола, сложив руки на револьвере, - И что теперь? М-м-м-м? - произносит он сквозь зубы, осматривая ее с ног до головы и пожевывая нижнюю губу невозмутимо. - Знаешь… - он причмокнул ртом, - Должен признать, что ты меня не разочаровала. Не только выжила, но и заявилась сюда. Нашла… меня. - с улыбкой произносит безумный голос. - О, а это напряжение, повисшее в комнате… Да его ножом можно резать! Тебе так не кажется, нет? - улыбаясь, проговорил он. - Я думал, всё кончено, а на самом деле я просто дочитал краткое содержание в программке. На самом деле занавес вот-вот раскроется! - клоун поднимается на ноги, моргнув своими изумрудными, не отводя глаз от арлекины, а после замирает на мгновение, слово сам герой пьесы. - Хм-м-м… Пять секунд на сборы и… - приподняв брови, Джокер кивает, поднимает ладонь, сжимает и разжимает пальцы в кулак, отсчитывает пять секунд, - Звук, камера. Мотор! - его отзвеневший крик растворяется в тишине, он наигранно не понимающе смотрит на своих шестерок. - М… хм… Покончите с ней! - хватает одного из них и толкает в сторону Харли под маниакальный смех. Парни тут же кинулись в бой. Они тоже начали смеяться, ведь убивать же весело.
Джокер сидит и наблюдает за убийственным танцем арлекины и пушечного мяса. С каждым выстрелом один из клоунов терял свою маску, превращаясь в безжизненное тело. Он наблюдает, корчится от удивления. Он поражен ее талантом хладнокровно убивать, но ему не нравится, что она не смеется, потому что ему сейчас безумно смешно. Идеальна. Каждое движение убийственно, ни одной осечки. Такую так и хочется прибрать к рукам. Но голоса, мысли, непонятные чувства внутри? Они никуда не уходят и не уйдут, если она останется. А если умрет? То легче тоже не станет, клоун знает это. Он испытал это, когда думал, что она мертва. И теперь, впервые в жизни, пес не знает, бежать ему за машиной или остановиться. Последнее тело падает на пол, приподнимая пыль в воздух. Отгремевшие выстрелы уступают тишине, а шестой маленький клоун, что убирал тело, тихо заходит в комнату, обходит Харли, целится, готовится выстрелить. Джокер понимает, что эту партию она не выиграет и через секунды станет точно таким же безликим мешком костей и мяса на полу. Время будто остановилось, главный клоун сжимает пальцами рукоять револьвера до боли. Не хочет пускать его в ход, но рука сама поднимается, указательный палец сам ложится на спусковой крючок. Расширив глаза от страха, он наводит револьвер сначала на Харли, пытается выпустить пулю ей в голову, но осечка. Не может. Должен сам обрезать ножом связывающую их нить, но фантомное лезвие не движется. Хмыкнув, Джокер быстро переводит револьвер на шестерку и с легкостью вышибает ему мозги. С легкостью. Почему это так легко? Почему ему так легко отнять жизнь у любого, но не у нее? Он смотрит на тело, не моргает, дышит тяжело, не видит Харли и не слышит ее шаги, застыв на месте с вытянутым пистолетом вперед.
- Хм-м? Отчаянные попытки оттолкнуть? - тихо шепчет он. - Думаешь, я боюсь, что ты приблизишься ко мне?! - Джокер смотрит уже на нее, на ее пальцы, сжимающие револьвер, на кровь, что срывается с ее рук и каплями ударяется о пол, отдаваясь звуком у него в голове. - Но ведь сейчас ты близка ко мне. Ви-и-идишь? Хм? - он судорожно облизывает губы, - Нет, Х-Харлз… я не убью тебя. У нас надвигается драма, в конце которой с тобой может покончить только главный герой, когда ситуация представится совершенно безвыходной, - клоун тянется к ней свободной рукой, зарывается пальцами в ее волосах, - а до этого момента еще очень далеко - только-только конфликт вырисовывается! И-и-и… к сожалению, у меня кончились патроны. - с издевкой бросает он, и отводит револьвер, осматривая ее алое от крови лицо, улыбаясь.
Топот шагов раздается за ее спиной. Джокер грубо отталкивает Харли в сторону и выпускает последнюю пулю, о которой соврал, в лоб первой вбежавшей в комнату шестерке.
- Антракт! - засмеявшись, клоун швыряет револьвер в толпу, а затем неуверенно подходит к Квинн. Он нежно берет ее за подбородок, приподнимая.
- Ты меня не разочаровала… Знаешь… хм-м… Знаешь, что такое Готэм сегодня, конфетка? Готэм сегодня - это не Бэтмен, Двуликий или какой-нибудь другой безумный идиот… Сегодня Готэм - это Джокер и Харли Квинн. - ладонь клоуна мягко ложится на щеку Харли под его доброжелательную улыбку. Злость, ненависть, крик в голове, но все это неважно, потому что фантомное перо уже меняет некоторые строки его сценария, добавляя в сюжет новую фигуру.
- Эти слова ты хотела услышать от меня? Хм? Ну… или что-то похожее на это? - его голос тяжелый, какой-то болезненно размеренный, пробирающий в самое сердце против воли, - Давай нарисуем тебе улыбку, Харлз. Ты сли-и-ишком серьезная. - неуверенно Джокер ведет пальцем линии от кончиков губ арлекины, смазывая кровь, рисуя подобие его шрамов. Обычно он это делает ножом, но сейчас не тот случай и клоун знает, что нож все равно не захочет, выскользнет предательски из рук.
- Так-то лучше. - шепчет, осматривая сощуренно свое творение.
- Итак! - отдернув ладонь, клоун бросает взгляд на бездыханные тела шестерок, ищет что-то своими алчущими, а когда находит, наигранно ахает. Опускается на корточки у одного из тел, вынимая из кармана нож, и одним взмахом отрубает его указательный палец. - Прежде чем наши демоны заиграют… о, мы с тобой поиграем в игру. Правила очень простые. - задумчиво протягивает Джокер, поднеся обрубок чуть ближе к глазам. - Врать нельзя! Иначе в этот раз мы навсегда распрощаемся… моя Дама Червей. Ложь - это дурно-о-ой тон. - молча указывая жестом на опрокинутый стул, клоун садится за столик, спихивая разбросанные карты на пол, а затем ждет, когда Харли разместиться напротив него.
- Это… м-м-м… Это особый аппарат, конфетка, - задумчиво тараторит Джокер, уложив обрубок в центре стола, между ними, - задача которого заключается в… э-э-э… проникновении в сознание. Он считывает информацию из головы. Проникновение осуществляется по принципу… “слой за слоем”, продвигаясь все глу-у-убже к первопричине. Тебе ведь известно, на самом деле, как все это работает? При этом, безопасность, конечно же, не гарантируется. Но разве так не веселее, хм?
Взыграв бровями, Джокер чуть заметно ухмыляется, а после поворачивает палец ногтем в сторону Харли.
- Так… так… Твоя легкомысленная храбрость меня впечатлила. Очень впечатлила. Я оставил тебя умирать в… хм… те-е-емных водах, а ты снова под боком. Почему? Зачем ты… пришла? - каждое слово, каждый вопрос он давит из себя с трудом, во рту становится мерзко от произнесенных слов. Он бы с радостью пустил в ход лезвие вместо этой тупой игры, но… Джокер опирается на стол, наклоняется ближе к арлекине, причмокивая ртом, - Ты же узнала, что такое безумие? Поняла, как это, стать сумасшедшей? Как стать мной… Разве ты не этого хотела? Так вот же оно: смотри и наслаждайся. Зачем тебе я? - елейно произносит он. - Только не смей… не смей говорить мне про любовь. Я что, сделал недостаточно, чтобы ты поняла, что в моем мире нет места этому паршивому слову?! Нет доверию, хм? Дай мне первопричину, Харлз, иначе… Иначе мне придется сделать выбор, который тебе не понравится!
Отредактировано Joker (2020-06-22 00:26:55)
